Прислушаемся к "человеку с молоточком".

 «Чехова, как художника нельзя даже сравнивать с прежними русскими писателями – с Тургеневым, с Достоевским или со мной. У Чехова своя особенная манера, как у импрессионистов. Смотришь, как человек, будто без всякого разбора мажет красками, какие попадаются ему под руку, и никакого, как будто, отношения эти мазки между собою не имеют. Но отойдешь на некоторое расстояние, посмотришь и, в общем, получается цельное впечатление: перед вами яркая, неотразимая картина природы. И вот ещё наивернейший признак, что Чехов истинный художник: его можно перечитывать несколько раз…». Л. Н. Толстой

Надо, чтобы за дверью каждого довольного, счастливого человека стоял кто-нибудь с молоточком и постоянно напоминал бы стуком, что есть несчастные, что как бы о ни был счастлив, жизнь рано или поздно покажет ему свои когти, стрясется беда — болезнь, бедность, потери, и его никто не увидит и не услышит, как теперь он не видит и не слышит других. 

В каждом из нас слишком много винтов, колес и клапанов, чтобы мы могли судить друг о друге по первому впечатлению или по двум-трем внешним признакам.

Не понимает человек шутки — пиши пропало! И знаете: это уже не настоящий ум, будь человек хоть семи пядей во лбу. 

Краткость — сестра таланта.

...Кто испытал наслаждение творчества, для того все другие наслаждения уже не существуют.

Национальной науки нет, как нет национальной таблицы умножения.

Не успокаивайтесь, не давайте усыплять себя! Пока молоды, сильны, бодры, не уставайте делать добро.

Никогда так не любишь близких, как в то время, когда рискуешь потерять их.

Тогда человек станет лучше, когда вы покажете ему, каков он есть.

Я верю, что ничто не проходит бесследно и что каждый малейший шаг имеет значение для настоящей и будущей жизни.

Хорошее воспитание не в том, что ты не прольешь соуса на скатерть, а в том, что ты не заметишь, если это сделает кто-нибудь другой.

Издевательство над чужими страданиями не должно быть прощаемо.

Праздная жизнь не может быть чистою.

В человеке должно быть все прекрасно: и лицо, и одежда, и душа, и мысли.

Дойти до убеждений вы можете только путем личного опыта и страданий.

Берегись изысканного языка. Язык должен быть прост и изящен.

Воспитанные люди уважают человеческую личность, а потому всегда снисходительны, мягки, вежливы, уступчивы.

Говорят, что философы и истинные мудрецы равнодушны… Неправда, равнодушие - это паралич души, преждевременная смерть.

Грязная муха может опачкать всю стену, а маленький грязненький поступочек может испортить все дело.

Даже в человеческом счастье есть что–то грустное!

Доброму человеку бывает стыдно даже перед собакой.

Если в первом акте на сцене висит ружье, то в последнем оно должно выстрелить.

Если вам не о чем писать, то и пишите об этом.

Если хочешь, чтобы у тебя было мало времени, ничего не делай. 

Жизнь - это миг. Её нельзя прожить на черновике, а потом переписать на чистовик.

Льстят тем, кого боятся.

Никогда не рано спросить себя: делом я занимаюсь или пустяками?

Одна боль всегда уменьшает другую. Наступите вы на хвост кошке, у которой болят зубы, и ей станет легче.

Пошлость - это желание казаться лучше, чем ты есть.

Прав тот, кто искренен.

Эйхенбаум Б. О Чехове // Эйхенбаум Б. О прозе: Сб. ст. / Сост. и подгот. текста И. Ямпольского; Вступ. ст. Г. Бялого. — Л.: Худож. лит. Ленингр. отд-ние, 1969. — С. 357—370.

Чехов открыл целую обширную область жизни, не использованную литературой, — область житейских мелочей и случаев, на первый взгляд незначительных и только смешных или странных, а на самом деле характерных и достойных пристального внимания. Оказалось, что литература глядит из каждого окна, из каждой щели, — надо только поспевать, чтобы заносить этот колоссальный материал наблюдений в записную книжку. Сюжеты рождались на каждом шагу.

Нет профессии, нет сословия, нет уголка русской жизни, в которые бы не заглянул Чехов. Он ставил себе задачу дать картину всей России, потому что думал о ней и любил ее в целом. Почтовый чиновник, уездный фельдшер, дьячок были ему так же нужны, как инженер, профессор или художник. Ему важно было понять соотношение всего того, из чего состояла русская жизнь, — понять самую суть ее национального характера и ее возможностей.  

Писателю, серьезно думающему над жизнью, нужна научная опора — именно чтобы не впасть в субъективизм, не поддаться личным представлениям, не утерять чувства целого, не выйти из круга жизни. Для Пушкина такой опорой была история, для Толстого — педагогика. Чехов сам говорил: «Не сомневаюсь, занятия медицинскими науками имели серьезное влияние на мою литературную деятельность; они значительно раздвинули область моих наблюдений, обогатили меня знаниями, истинную цену которых для меня, как для писателя, может понять только тот, кто сам врач». 

Всегда скромный в оценках собственного творчества, Чехов тем не менее сознавал себя новатором. «Все мною написанное, — говорил он, — забудется через 5—10 лет; но пути, мною проложенные, будут целы и невредимы — в этом моя единственная заслуга» (14, 201, письмо к А. С. Лазареву-Грузинскому от 20 октября 1888 года).

Совершенно естественно, что от рассказов Чехов перешел не к романам (как многие ожидали и как он сам часто мечтал), а к пьесам, к театру. Вся система Чехова была построена на лирике — на смехе и грусти; эпическое начало никак не соответствовало его методу. Этот глубочайший лиризм обнаружился именно тогда, когда чеховские персонажи вышли на сцену и заговорили перед зрительным залом о тех же «мелочах». Театр Чехова стали называть театром настроения. Обнаружилось то, чего долго не замечали в рассказах: авторская лирика таилась в подтексте, в «подводном течении». В разговорах персонажей открылся второй смысл, придающий самым обыденным, будничным словам важный жизненный смысл.

Горький был прав, когда наперекор присяжным критикам писал: «Каждый новый рассказ Чехова все усиливал одну глубоко ценную и нужную для нас ноту — ноту бодрости и любви к жизни». И цитировал слова из рассказа «В овраге»: «Жизнь долгая — будет еще и хорошего, и дурного, всего будет! Велика матушка Россия!»

Вот  верный портрет Чехова, нарисованный тем же Горьким: «В его серых грустных глазах почти всегда искрилась тонкая насмешка, но порою эти глаза становились холодны, остры и жестки; в такие минуты его гибкий, задушевный голос звучал тверже, и тогда — мне казалось, что этот скромный, мягкий человек, если он найдет нужным, может встать против враждебной ему силы крепко, твердо и не уступит ей».

"…В жизни он был именно тем, чем он был в творчестве,- человеком редкого душевного благородства, воспитанности и изящества в самом лучшем значении этих слов, мягкости и деликатности при необыкновенной искренности и простоте, чуткости и нежности при редкой правдивости".И.А. Бунин. Памяти Чехова.

"В понятии Чехова пошлость - это стремление поставить интересы своего маленького «я» в центре мира, равнодушие ко всему, что выходит за пределы личной выгоды, ограниченность, самодовольство, ложь. Далеко не всегда, особенно на первый взгляд, пошлость выглядит отвратительной. Часто она прячется за внешней утонченностью, интеллигентностью - и тем она страшнее! 

Пошлый человек всегда хочет побольше взять у других и поменьше им дать, ему органически чужд и враждебен труд на благо людей, который являлся смыслом жизни Чехова". Е.Балабанович

"Чехов – поэт нежнейших прикосновений к страдающей душе человека…

…Читая Чехова, становится стыдно позировать. Чехов своим искусством давал нам образцы поведения, он был в числе десяти, двадцати писателей, давших нам русскую литературу на поведение.

В наше время героических требований к личности Чехов, яркий представитель нашего русского родного дома, каждому претенденту на героя может служить проверкой: действительно ли ты цвет или пустоцвет".Пришвин М. «Незабудки».

«Чехов – неисчерпаем, потому что, несмотря на обыденщину, которую он будто бы всегда изображает, он говорит всегда, в своем основном, духовном лейтмотиве, не о случайном, не о частном, а о Человеческом с большой буквы».К. С. Станиславский из кн. "Моя жизнь в искусстве".

 «Чехова, как художника нельзя даже сравнивать с прежними русскими писателями – с Тургеневым, с Достоевским или со мной. У Чехова своя особенная манера, как у импрессионистов. Смотришь, как человек, будто без всякого разбора мажет красками, какие попадаются ему под руку, и никакого, как будто, отношения эти мазки между собою не имеют. Но отойдешь на некоторое расстояние, посмотришь и, в общем, получается цельное впечатление: перед вами яркая, неотразимая картина природы. И вот ещё наивернейший признак, что Чехов истинный художник: его можно перечитывать несколько раз…».Л. Н. Толстой.