В 1847 году русской публике стала известна статья Н. В. Гоголя «В чем же наконец существо русской поэзии и в чем ее особенность».Большой интерес представляет в этой статье то, что Гоголь говорит о Лермонтове.
"Известно, что Гоголь познакомился с Лермонтовым 9 мая 1840 года в Москве, в саду М. П. Погодина на Девичьем поле. Лермонтов читал гостям, собравшимся на именины Гоголя, отрывки из поэмы «Мцыри» (бой Мцыри с барсом). Впечатление от знакомства с поэтом несомненно отразилось на оценке Лермонтова, данной Гоголем в его статье о русской поэзии. Характеристика поэта, которую мы находим в статье Гоголя, приобретает особую ценность, так как в его письмах нет ни слова о поэте.
Гоголь высоко оценил Лермонтова. Он считал его величайшим поэтом послепушкинской эпохи. Ни у кого из современных ему поэтов «нет самоцветности», все они похожи друг на друга, и никто не может вырваться из заколдованного круга, очерченного гением Пушкина: «Их даже не следует называть по именам, кроме одного Лермонтова, который себя выставил вперед больше других... В нем слышатся признаки таланта первостепенного».
Однако признание самобытности и своеобразия творчества Лермонтова сочетается у Гоголя с односторонним пониманием характера его поэзии. Гоголь значительно разошелся с Белинским в определении сущности творчества Лермонтова.
Белинский остро ощущал мужественное, волевое начало в поэзии Лермонтова. В противоположность великому критику Гоголь увидел в лирике Лермонтова лишь холодное равнодушие и безразличие к миру: «Попавши с самого начала в круг того общества, которое справедливо можно было назвать временным и переходным, которое, как бедное растение, сорвавшееся с родной почвы, осуждено было безрадостно носиться по степям, слыша само, что не прирасти ему ни к какой другой почве и его жребий — завянуть и пропасть, — он уже с ранних пор стал выражать то раздирающее сердце равнодушие ко всему, которое не слышалось еще ни у одного из наших поэтов. Безрадостные встречи, беспечальные расставанья, странные, бессмысленные любовные узы, неизвестно зачем заключаемые и неизвестно зачем разрываемые, стали предметом стихов его и подали случай Жуковскому весьма верно определить существо этой поэзии словом: безочарование. С помощью таланта Лермонтова, оно сделалось было на время модным. Как некогда с легкой руки Шиллера пронеслось было по всему свету очарование и стало модным, как потом с тяжелой руки Байрона пошло в ход разочарованье, порожденное, может быть, излишним очарованием, и стало также на время модным, так наконец пришла очередь и безочарованью, родному детищу байроновского разочарованья».
Интересны суждения Гоголя о том, по какому пути пошло бы творчество Лермонтова, если бы ранняя смерть не оборвала его жизни. «Признавши над собою власть какого-то обольстительного демона, поэт покушался не раз изобразить его образ, как бы желая стихами от него отделаться. Образ этот не вызначен определительно, даже не получил того обольстительного могущества над человеком, которое он хотел ему придать. Видно, что вырос он не от собственной силы, но от усталости и лени человека сражаться с ним. В неоконченном его стихотвореньи, названном: Сказка для детей, образ этот получает больше определительности и больше смысла. Может быть, с окончанием этой повести, которая есть его лучшее стихотворение, отделался бы он от самого духа, а вместе с ним и от безотрадного своего состояния (приметы тому уже сияют в стихотворениях Ангел, Молитва и некоторых других), если бы только сохранилось в нем самом побольше уваженья и любви к своему таланту».
Итоги личных впечатлений, по-видимому, проступают в строгих словах Гоголя: «Никто еще не играл так легкомысленно с своим талантом и так не старался показать к нему какое-то даже хвастливое презренье, как Лермонтов. Незаметно в нем никакой любви к детям своего же воображения. Ни одно стихотворение не выносилось в нем, не возлелеялось чадолюбно и заботливо, не устоялось и не сосредоточилось в себе самом; самый стих не получил еще своей собственной твердой личности и бледно напоминает то стих Жуковского, то Пушкина; повсюду излишество и многоречие».
Требовательный к себе художник, по многу раз пепеписывавший каждую страницу, Гоголь выше ценил роман Лермонтова «Герой нашего времени», чем его лирику. «В его сочинениях прозаических, — утверждал Гоголь, — гораздо больше достоинства. Никто еще не писал у нас такой правильной, прекрасной и благоуханной прозой. Тут видно больше углубленья в действительность жизни; готовился будущий великий живописец русского быта...».
Видимо, Гоголь не ценил критическую направленность романа, его не волновала проблема Печорина — героя безвременья; не сила протеста, а точность бытописания, верное изображение действительности — вот что в первую очередь отмечал великий писатель-реалист в творчестве Лермонтова-прозаика".
В. А. Мануйлов, М. И. Гиллельсон, В. Э. Вацуро
Комментариев нет:
Отправить комментарий